Некраткие содержания ‒ это неочевидное в прозе и поэзии.
This project is maintained by nevmenandr
«Илиада» и «Одиссея», которые мы называем поэмами Гомера, созданы невесть когда, а записаны во второй половине VI в. до нашей эры. Две с половиной тысячи лет назад. Кому и зачем они нужны в эпоху нейросетей, дронов, электрокаров и спутниковой связи?
Поговорим сегодня об этом. Но сначала — о том, о чем все всегда говорят, когда речь заходит о Гомере, а мы не будем. О том, существовал ли Гомер, и откуда он был родом, если да, складывалась ли «Илиада» из отдельных песен или стала осколком более крупной поэмы, об эпических формулах.
Вообще Гомер идеальный автор для нашего взгляда на литературу. За бортом остаются любые попытки поговорить о его биографии, ведь о ней попросту ничего неизвестно. А нас интересуют только тексты.
Итак, если возвращаться к вопросу о том, нужно ли читать Гомера в наш электрический век, то безотносительного ответа на такой вопрос нет, нужны уточнения от вопрошающего. Например, какой ответ его бы вообще устроил? Кого читать сейчас можно? Только современных писателей? Джонатана Франзена и Дмитрия Данилова? Но вот какое дело. Тексты никогда не существуют в вакууме. Тем же современным писателям нужны точки отсчета, те старые тексты, от которых они могли бы отталкиваться, у которых могли бы брать образцы для описания персонажей, сюжетных коллизий, а также те раздражители, с которыми можно было бы спорить, не соглашаться, которые можно было бы переделывать и переписывать в соответствии со своим чувством прекрасного. И довольно часто в этой роли точки отсчета оказывается как раз Гомер. Об этом мы еще поговорим. Но главное вот что: чтение современной литературы, которая имеет в виду Гомера, обогащается, приобретает многомерность, когда читатель видит те многочисленные ниточки, которые связывают современный текст с древним, и на которых современный писатель выводит свою мелодию.
А пока мы ждем уточнений от нашего воображаемого собеседника, порассуждаем (недолго) о современности Гомера. Мир, описанный в его поэмах, настоящая вселенная, которая развертывается (в духе современных сериалов) в многочисленных сиквелах, приквелах и спин-оффах. Натурально, «Ифигения в Авлиде» Еврипида — это приквел, то, что происходит с Ахиллом до Троянской войны. История про царя Эдипа тоже приквел, но рассказывающий о более ранних событиях: он жил за несколько поколений до Троянской войны. «Орестея» Эсхила — сиквел, что происходит с Агамемноном и его семьей после возвращения из-под Трои. «Аякс» Софокла — спин-офф, там мы видим, что произошло с одним из важных, но не самым центральным героем греков. Наконец, почти вся «Одиссея» — это флэшбек, о главных событиях поэмы рассказывают на пиру у царя Алкиноя.
Но все эти оправдания из современности, осовременивания, Гомеру не нужны. Потому что его поэмы прежде всего мастерски выстроенная конструкция. Несущей колонной «Илиады» является не Троянская война, а гнев, определенный в первом слове поэмы.
Такое ограничение повествования рамочной темой делает этот текст произведением литературы, непохожим на преимущественно аморфные фольклорные эпические сказания. Те ставят целью рассказать обо всем, что случилось с героем от рождения до смерти. «Илиада» же затрагивает только небольшой эпизод десятилетней Троянской войны длиной в 51 день. Кульминационный момент — падение Трои — остается за пределами внимания автора, так же как и гибель главного героя. Главной становится не жизнь героя, как в аналогичных повествованиях, а история, сюжет. Как в «Евгении Онегине» мы не знаем, что случилось с персонажами после сцены, которой оканчивается роман.
Кстати, многие упоминающиеся в эпосе под разными именами герои имеют одинаковую сюжетную функцию: Агамемнон, Ахилл и Аполлон впадают в гнев, когда у них отнимают женщину. Так что «Илиадой» действительно управляет гнев и не обязательно гнев Ахилла.
Во временном отношении события расположены строго симметрично по схеме 9-12-12-9: девять дней Аполлон поражает греков, через двенадцать дней после ссоры Ахилла и Агамемнона мать первого умоляет Зевса послать удачу троянцам в отместку за оскорбление сына, двенадцать дней проходит, прежде чем царь Трои Приам получает возможность забрать тело сына Гектора, после чего троянцы еще девять дней оплакивают своего героя. Взрыву гнева Ахилла в первой песни симметрично соответствует умиротворение его души при свидании с Приамом в песни завершающей.
Но все же в «Илиаде» много героев, о которых рассказывается подробно, при этом отнимается внимание у Ахилла, который даже не обязательно является главным героем поэмы. В таких поэмах главный герой — это защитник родной земли, и у Гомера это Гектор, сын троянского царя.
А вот «Одиссея» сосредоточена на одном персонаже, к которому рассказчик не пытаясь скрыть симпатию. Что бы ни совершал Одиссей (а эпоха располагала к тому, что цари-воины-путешественники вынуждены были быть жестокими), рассказчик на его стороне. Если отвлечься от той идеи, которую внушает нам текст, Одиссей не так уж и хорош, а женихи Пенелопы не так уж и плохи. Но Гомер не оставляет читателю пространства для таких рассуждений. Мерилом отрицательности и положительности всех остальных персонажей служит их отношение к Одиссею.
Если тексты не существуют в вакууме, то что было контекстом для Гомера? Ведь его мы считаем началом европейской литературы. До Гомера точно было другие поэты, стихи которых до нас не дошли. Почему об этом можно говорить уверенно? Основание для этого — сложное устройство поэм, которое не могло возникнуть на пустом месте, и совершенно определенно стало результатом длительной эволюции. О схеме 9-12-12-9 мы уже говорили. Действие «Одиссеи» длится примерно 40 дней, столько у разных народов независимо друг от друга длится погребальный обряд. По сложным правилам строится и стихотворное оформление гомеровских поэм. Оно тоже явно не возникло вдруг.
Кроме того, контекстом для Гомера является и более древняя Восточная литература. Например, сказание о Гильгамеше, родившееся в Месопотамии. Сравним. Вот начало «Одиссеи»:
Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который
Долго скитался с тех пор, как разрушил священную Трою,
Многих людей города посетил и обычаи видел,
Много духом страдал на морях, о спасеньи заботясь
Жизни своей и возврате в отчизну товарищей верных.
А вот как начинается «Гильгамеш»:
Об увидевшем все до края мира,
О проницавшем все, постигшем все,
Он прочел совокупно все писанья,
Глубину премудрости всех книгочетов.
Потаенное видел, сокровенное ведал,
И принес он весть о днях до потопа.
Далеким путем он ходил, но устал и вернулся
И там и здесь героя описывают опытным, познавшим все премудрости, именно таким он предстает нам по завершении своих приключений.
Польский фантаст Станислав Лем в полемическом задоре сказал, что «Одиссея» — плагиат «Гильгамеша», переиначенного на потребу греческой публике. То, что в вавилонском эпосе было трагедией борьбы, увенчанной поражением, греки переделали в живописную авантюрную поездку по средиземному морю». «Одиссея» действительно напоминает сказку с приключениями в духе истории про Синдбада-Морехода. И этим она совсем не похожа на «Илиаду».
Как мы уже говорили, многие писатели были заворожены масштабной конструкцией, которую сотворил Гомер. Бывают очевидные случаи диалога с Гомером. Например, фантаст Дэн Симмонс написал странный роман «Илион», в котором высшие существа зачем-то много лет ведут своего рода спектакль, в котором андроиды детально воспроизводят события Троянской войны. А бывают менее очевидные и доступные только внимательному взгляду случаи диалога.
Так, «Война и мир» — это «Илиада» и «Одиссея». Ахиллу сопоставлен Андрей Болконский, храбрый герой, бестрепетно идущий на гибель. Он одержим славой и обречён на подвиг. Александра I современники часто называли Агамемноном. А князь Андрей после Аустерлица увидел, что его Агамемнон не ценит честь и настоящих героев, Тушина, Кутузова. Ахилла охватила обида.
Пьер Безухов — Одиссей, но он дальше от своего древнего литературного предка, он простодушный Одиссей. Он мудр сердцем, а не умом. Но с Одиссеем его роднит стремление домой, к родине, очагу, Пенелопе и сыну. Пьер всегда в странствиях. Вся жизнь Пьера — это возвращение на Итаку.
Но параллели в двух эпических мирах могут идти и еще дальше: Наташа Ростова — это Пенелопа. А Элен Курагина — это Елена, та самая, из-за которой разгорелась Троянская война, жена двух мужей. Эта параллель вдобавок еще и объясняет имя персонажа.
Итак, финальная цитата. Мы возьмем ее из недавнего перевода «Илиады», сделанного нашим современником Алексеем Игоревичем Любжиным. Здесь Гера наряжается и обращается к Афродите:
Наряд, который ей Афина соткала
И множество красот невиданных вплела.
Скрепила на груди застежкою златою,
Надела пояс свой с обильной бахромою,
С подвесками тремя сережки для ушей
Взяла — их темный цвет красу умножил ей,
И сетку над волос блестящею волною
Надела новую — сияла белизною,
Как будто солнце, та; а дело заверша,
Сандалии свои обула не спеша.
Такую своему придавши прелесть виду,
Оставила покой и позвала Киприду,
Крылатые слова рекла наедине:
«Любезное дитя! Внимать и будешь мне,
Или откажешься, затем что ты сердита
За греков на меня, златая Афродита?»
А на этом все. Почитайте Гомера, его размеренный стиль убаюкивает и заменяет медитацию. Не забудьте поставить лайк подкасту на той платформе, на которой вы его слушаете, порекомендуйте эпизод друзьям и знакомым. Ну и напоминаем, что «Некраткие содержания» это не только подкаст, но и телеграм-канал, и сообщество в ВК.