Некраткие содержания

Некраткие содержания ‒ это неочевидное в прозе и поэзии.

This project is maintained by nevmenandr

Оправдан ли снобизм Набокова?

На главную

Эпизод
05
Аудио
Mave, Яндекс.Музыка, Apple Podcasts, Zvuk
Видео
YouTube, RuTube, VK, Дзен
Дата
27 февраля 2024

Транскрипт

Снобизм — это поведение людей, претендующих на высокую интеллектуальность, изысканный вкус или авторитетность. Все это у Набокова было. Было у Набокова как у человека. Он многого добился, завоевал свое место в истории литературы, адаптировался в чуждой языковой среде. Конечно, он достоин уважения. Но каков запас прочности у него как у писателя, а не личности? Вот об этом сегодня и поговорим.

Но сначала о том, о чем все обычно говорят, когда речь заходит о Набокове, а мы не будем. О его ностальгии, о том, как хорошо он владел английским, и, конечно, о бабочках и шахматах. Потому что нас интересуют только тексты.

Набоков, помимо того, что писал романы и стихи, много высказывался о литературе, преподавал литературу в университете, и в целом выстраивал свой образ как образ человека, который знает, как правильно. Какая литература хорошая, какая плохая. Щедро раздавал авторам оценки, делал это безапелляционно. Ну вот, например, о романе Вирджинии Вульф: «Прочтите, скажем, „Орландо” — это образец первоклассной пошлятины». Или о Томасе Манне, Пастернаке и Фолкнере: «То, что, к примеру, ослиная „Смерть в Венеции” Манна, или мелодраматичный и отвратительно написанный „Живаго” Пастернака, или кукурузные хроники Фолкнера могут называться „шедеврами” или, по определению журналистов, „великими книгами”, представляется мне абсурдным заблуждением». Стоит ли ему верить?

Есть даже такой беспомощный стишок (не авторства Набокова), правильно ухватывающий идею:

Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы,
Не бойтесь мора и глада,
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет: «Я знаю, как надо!»

Для того, чтобы чувствовать себя в амплуа арбитра уверенно, Набокову самому нужно быть не просто блестящим писателем (а то, что Набоков как минимум хороший писатель, трудно усомниться), ему нужно проявить себя во всех (ну или в большинстве) дисциплин литературного многоборья. Тогда можно поверить, что он сам способен заменить собой всех, кого он низводит с литературного Олимпа. Вот Пушкин сам создал что-то значительное и в прозе («Капитанская дочка», «Повести Белкина»), и в стихах, и в драматургии («Борис Годунов», «Маленькие трагедии»). Можно всю жизнь читать только собрание сочинений Пушкина и иметь неплохое представление о широте литературы.

А что может предложить Набоков?

Прежде всего, Набоков не писатель крупной формы. Его романы по-тургеневски короткие. Поэтому ему нечего противопоставить Томасу Манну. Роман «Будденброки» можно прочесть примерно за 21 час, а на «Защиту Лужина» уйдет где-то 6. Когда роман «Лолита» был запрещенным, его могли взять на ночь почитать (на больше не давали — за романом была огромная очередь), и успевали прочесть.

Это не случайно. Набоков сосредотачивается на мелочах. Ему важны мелкие детали, мгновенные подмигивания, отдельные фразы. В романе «Приглашение на казнь» главный герой сидит в тюрьме и знакомится там с дочерью тюремщика, которой говорит: «Будь ты взрослой, ты, как в поэтической древности, напоила бы сторожей, выбрав ночь, потемней». Набоков надеется, что его читатель узнает цитату из стихотворения Лермонтова «Соседка»: «У отца ты ключи мне укра`дешь, Cторожей за пирушку усадишь, <…> Избери только ночь потемнее». Но это только деталь, это не часть истории, девочка ничего описанного не делает.

Поэтому же Набоков так гордится своими каламбурами, которые представляют собой точечные вставки в текст: «гносеологическая гнусность», «поразительный паразит». Но каламбур — это не совсем литература. Приём броский, но для литературы чужеродный, неорганичный. Попробуем аналогию. Традиционная живопись — это правдоподобное изображение масляными красками предметов на холсте. Можно ли вместо предметов рисовать абстракции или изображать их неправдоподобно? Можно, ведь на картине важно не что нарисовано, а как. Сочетание цветов и композиция — вот настоящий язык живописи. И абстрактные композиции, и даже несчастный «Чёрный супрематический квадрат», который вспоминают и к месту, и не к месту, мог быть очень выразительными визуально, и говорят со зрителем на визуальном языке.

А каламбур у Набокова просто пересаженная ткань, это не часть того языка, на котором литература говорит с читателем, не часть того языка, на котором тексты говорят друг с другом. «Я ничего не помню из этих пьесок, кроме часто повторяющегося слова „экстаз”, которое уже тогда для меня звучало как старая посуда: „экс-таз”». Это из романа «Дар».

Каламбуры не добавляют глубины персонажам, они не делают историю интереснее. Поэтому вся эта игра словами выглядит на общем фоне так неестественно и угловато. Как если бы художник, нарисовав картину красками, пробил бы холст в случайных местах степлерными скобами. Это в чем-то новаторски, это остроумно, но визуально никак картину не дополняет, металл вместе с маслом будет смотреться чужеродно. Как в романе «Отчаяние»: «Не надо, не хочу, чухонец, хочу, не надо, ад».

Акцентируя внимание на неважном и умалчивая о важном, Набоков маскирует в своих романах саму материю литературы.

А что важно?

Набоков не любит рассказывать истории. Внятный событийный ряд из романов у него есть только в «Камере-обскуре», романе «Король. Дама. Валет», «Лолите». Во всех остальных книгах либо понять, что там происходит, решительно невозможно (как в «Аде» или «Бледном огне»), либо история, как понятно и автору, и читателю, совсем не на первом месте (как в «Машеньке» и «Истинной жизни Себастьяна Найта»).

Набоков и история настолько далекие друг от друга понятия, что у него их дефицит. Однажды нащупав оригинальный сюжет, и рассказав его в «Даре», автор вынужден был вернуться к нему, чтобы создать свой самый знаменитый роман «Лолита»: «Эх, кабы у меня было времячко, я бы такой роман накатал… Из настоящей жизни. Вот представьте себе такую историю: старый пес, — но еще в соку, с огнем, с жаждой счастья, — знакомится с вдовицей, а у нее дочка, совсем еще девочка, — знаете, когда еще ничего не оформилось, а уже ходит так, что с ума сойти. Бледненькая, легонькая, под глазами синева, — и конечно на старого хрыча не смотрит. Что делать? И вот, недолго думая, он, видите ли, на вдовице женится. Хорошо-с. Вот, зажили втроем».

Не будем делать резких предположений, будто Набоков неумелый рассказчик. В рассказах у него бывают законченные и даже интересные сюжеты (например, «Сказка»). Но главная специальность Набокова всё же — романист.

Тексты никогда не существуют в вакууме, и в период творческой активности Набокова и писатели, и публика уже пресытились романами-историями. Наоборот, в моду вошли романы-рассуждения и романы-воспоминания, как у Марселя Пруста. Его герой вспоминает тончайшие детали из прошлого, и они гораздо важнее сюжета: «В воздухе этих комнат был разлит тонкий аромат тишины, до того вкусный, до того сочный, что, приближаясь к ней, я не мог ее не предвкушать, особенно в первые, еще холодные пасхальные утра, когда чутье на запахи Комбре не успело у меня притупиться». Это из «По направлению к Свану».

У Набокова так же: сама ткань текста важнее сюжета, и главное, чтобы она не была соткана из банальностей.

Из рассказа «Хват»: «Поздно вечером приедем в маленький сладострастный город. Свобода действий! Аромат коммерческих путешествий! Золотой волосок на рукаве пиджака!» «Сладострастный город» — это метафорическое определение совершенно оригинально, оно набоковское. Тут же есть и слово «аромат», которое мы только что слышали от Пруста. Как раз для Набокова оно не очень характерно, но для того, чтобы по-своему описать ситуацию дороги, Набоков его достает. А главное — глаз писателя снова подмечает детали и акцентируется на деталях: «Золотой волосок на рукаве пиджака».

Да, Набоков имел право писать романы без сюжета, но самая известная его книга — «Лолита», она рассказывает историю, и ее читательский успех случился и благодаря этому тоже.

Поскольку у Набокова почти нет историй, у него нет и героев, персонажей, с которыми читатель легко себя отождествляет. Почти все они выписаны у Набокова несимпатичными, даже отталкивающими, обладающими такими пороками, которых не хочется признавать за собой. Кречмар в «Камере-обскуре», Александр Иванович Лужин, Тимофей Пнин — все это довольно несчастные мужчины среднего возраста, не обладающие каким-то особенным обаянием, и мало кому хочется оказаться на их месте. Полно в его книгах и откровенных проходимцев, вроде Горна из той же «Камеры-обскуры» или Куилти из «Лолиты».

Поэтому романы Набокова распадаются: на отдельные прекрасные цитаты, на великолепные пассажи, ловко сконструированные метафоры. На языке литературы Набоков совсем не тот блестящий стилист, каким он стремится подать себя читателю. Когда нужно говорить на языке фабулы и персонажей, он усыхает до невнятного бормотания. Так что и его литературные оценки и снобизм имеют вес исключительно в его собственной вселенной. Там, где зрение, которым читатель смотрит на текст, может различить только мельчайшие детали, и при этом страдает целое.

При этом есть у Набокова и такие находки, которые создают видимость целостности. В романе «Машенька» все женские персонажи так или иначе связаны с цветами. Хозяйка пансиона, госпожа Дорн, по-немецки: шип. Любовница Ганина Людмила «влачила за собой ложь… изысканных чувств, орхидей каких-то». А сама Машенька — роза. Про нее говорится, что она отдала Ганину свое благоухание.

А на этом почти все. Набокова все равно стоит читать, его искрометные определения и тонкие метафорические зарисовки прекрасны.

Вот одна из них, она будет финальной цитатой: «Страшное состояние его души, уязвленное самолюбие, старческую взбалмошность и последние, безнадежные попытки перекричать тишину (что гораздо труднее, чем даже попытка Лира перекричать бурю), всё это надобно помнить, когда читаешь сквозь его очки рецензию на внутренней стороне бледно-земляничной обложки „Вестника Европы”».

Такие языковые хитросплетения попытался воспроизвести искусственный интеллект. Что у него получилось, можно увидеть в материале «Она очень хорошо говорила русским языком» на сайте «Горький», это рассказ в стилистике Набокова от нейросети. Не забудьте поставить лайк подкасту на той платформе, на которой вы его слушаете, порекомендуйте эпизод друзьям и знакомым. Ну и напоминаем, что «Некраткие содержания» это не только подкаст, но и телеграм-канал, и сообщество в ВК.

Ссылки


На главную