Рец. на кн. Смирнов А. Е. Слово о полку Игореве. Перевод с древнерусского, статьи, комментарии

Рецензия на издание нового перевода «Слова о полку Игореве»

Орехов, Б. В. [Текст] / Б. В. Орехов // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. — 2008. — №4. — С. 99—100. — Рец. на кн.: Смирнов А. Е. Слово о полку Игореве: Перевод с древнерусского, статьи, комментарии. — М.: Языки славянской культуры, 2007. — 104 с.


99

Смирнов А. Е. Слово о полку Игореве: Перевод с древнерусского, статьи, комментарии. — М.: Языки славянской культуры, 2007. — 104 с. — ISBN 5-9551-0185-3

Не может не вызывать уважения, что старший научный сотрудник Института кристаллографии РАН. А. Е. Смирнов, отвлёкшись от своих основных учёных разработок (см. ), обратился к переводу и неизбежно сопутствующему исследованию «Слова о полку Игореве», в чём сам переводчик видит «перст судьбы» (с. 17). Не берясь рассуждать об иррациональных аспектах предпринятого труда, мы попробуем взглянуть на его конечный результат.

В совершенном согласии с аннотацией, адресующей книгу «широкому кругу читателей», находится предваряющая перевод статья «Подступы к памятнику», в которой в доступной манере изложена история княжеских распрей, не перегруженная отсылками к источникам и специальной литературе; лишь однажды появляется фамилия С. М. Соловьёва. Тем не менее, в статье звучат порой достаточно сильные для исторической науки заявления: «Особенность “Слова” — в его историзме. Здесь все подлинно: и события, и сопровождающие их явления природы, и действующие лица, и лица не действующие, но упоминаемые в контексте повествования» (с. 12). Всё-таки в контексте повествования упоминаются и Боян, про подлинность которого нам, строго говоря, ничего неизвестно (в том числе и то, действительно ли он был внуком бога Велеса), и загадочное (возможно, мифологическое) существо Див, и боги Хорс, Стрибог, Дажьбог. Это замечание, разумеется, не более чем мелкая придирка, но всё же не следует забывать, что мир «Слова» хотя и вполне убедителен для читательского восприятия, обладает и нужной мерой художественной условности.

Попутно звучит и завуалированный упрёк лингвистам, не использующим самый сильный аргумент в споре о подлинности «Слова»: «апологией древности служит, по нашему мнению, не только лингвистический аспект текста, но и потрясающая гражданская страсть автора. Ею может преисполниться лишь свидетель событий. Нельзя ее сымитировать» (с. 9). Возникают сомнения в ответственности представленного суждения. Ведь ни этот, ни другие «нелингвистические» аргументы, как становится ясно после беглого знакомства с проблемой (см. , с. 6-27), не кажутся противникам подлинности «Слова» ни очевидными, ни неопровержимыми. Более того, берёмся утверждать, что таких имитаций существует множество, к их числу следует отнести, к примеру, все переводы «Слова» на современные языки, ведь никто из переводчиков не был очевидцем описываемых событий.

Но один из основных вопросов, ответа на который ищет читатель в предваряющей перевод статье, это вопрос о причине появления перевода. Ведь, как справедливо указывает сам А. Е. Смирнов, «Было ритмизованное переложение Жуковского. Был рифмованный Заболоцкий. Был пунктуально выверенный Лихачев. И много кто еще» (с. 16). Действительно, очень много. Едва ли будет преувеличением сказать, что ни один текст не переводился на современный русский язык столько раз (не менее сотни), сколько переводили «Слово». Ни знаменитая ода III, 30 Горация, ни трагедии Шекспира не в силах соперничать в этом смысле со «Словом». Ответ переводчика простодушен и вместе с тем честен: «безотчетно, лишь с необъяснимым ощущением срочности и сделан этот новый (энный) перевод. <…> “на дворе у нас” третье тысячелетие. Времена изменились, и они не отдалили нас от “Слова”, а приблизили к нему» (с. 16). Новый перевод появился потому что старых попыток передачи «Слова» хотя и много, но духу эпохи они уже не отвечают, нужен новый текст, который вскроет, подчеркнёт ту неизбежную актуальность, которую обнаруживает произведение XII века при современном прочтении. Задача далеко не бессмысленная и по-своему благородная. Неясным остаётся только то, почему, по мнению А. Е. Смирнова, не обладают искомой актуальностью вышедшие в немалом количестве переводы именно последних лет: Л. Амелина (Псков, 2000), М. Вишнякова (М., 2003), Л. Гурченко (М., 2004), Н. Коркина (Рязань, 2000), Ю. Лифшица (Черноголовка, 200?), Ф. Моисеева (Смоленск, 2005), З. Морозкиной (М., 2002), В. Темнухина (Н. Новгород, 2005), А. Шестовой (М., 2003). Приходится сожалеть, что в книге этот вопрос остался неосвещённым. Наверное, обзор актуальных прочтений с чётким позиционированием рецензируемого текста относительно других подобных не помешал, а наоборот, только украсил бы издание.

Далее в композиции книги появляется сам перевод, который нужно рассматривать, очевидно, в единстве со следующей за ним объяснительной статьёй «Принципы перевода древнего текста». Прежде всего, следует сказать о том, что А. Е. Смирнов предлагает нам именно стихотворный перевод памятника, что видно из организации текста на странице: он чётко делится на строки, что является первым признаком стихотворной речи, которая противопоставляется речи прозаической. Вопрос о ритмической организации древнего памятника остаётся дискуссионным, и сложность имеющихся в этом круге вопросов А. К. Смирнов резюмирует в витиеватом, но довольно последовательно передающем ощущения современного читателя высказывании: «На самом деле ритм есть, но он возникает и исчезает. Это — ритм мерцающий. Пульсации его нелегко заметить, поскольку они преимущественно касаются не строк, а больших фрагментов текста» (с. 81). Существующая неопределённость, разумеется, не мешает переводчику избрать стихотворный вариант передачи древнего текста. Но забежим немного вперёд и откроем страницу 87, где начинается Приложение, в котором помещён так называемый древнерусский текст. Начать, очевидно, нужно с того, что никакого древнерусского текста «Слова» у нас нет, ведь единственная рукопись погибла в 1812 г., как об этом справедливо говорит сам А. Е. Смирнов на стр. 69. Вместо «древнерусского


100

текста» существует множество реконструкций, так или иначе пытающихся восстановить исконное состояние «Слова» на том или ином этапе его истории. Так что любое воспроизведение такой реконструкции требует обоснования: откуда она взята, на каких принципах основана, что в ней исправлено по сравнению с Первым изданием и т.д. Ничего этого в книге А. Е. Смирнова найти не удалось. Так вот первый взгляд на этот текст загадочного происхождения уже вызывает изумление: он тоже разделён на строки! Кем и как произведена эта фундаментальная для организации художественной речи филологическая операция, также не сообщается. В этом смысле несколько иронично звучит замечание переводчика на стр. 79: «Древнерусская поэзия не знала регулярных размеров и рифм». Не поэтому ли т.н. «древнерусский текст» превращён в верлибр? Кстати, само деление на строки довольно странное, уже во второй строке явственно создающее enjambment:

начяти старыми словесы трудныхъ

повѣстiй о плъку Игоревѣ, Игоря Святъславлича?

А enjambment, напомним, это единственный неоспоримый признак, отличающий стих от прозы, в прозе такое явление невозможно (см. ). Налицо явная и довольно грубая модернизация древнего текста, ведь «противоположение “стих — проза”, такое естественное для нас, древнерусскому читателю было неизвестно» , с. 21. Но вернёмся к самому переводу. Как заявлено А. Е. Смирновым, он отталкивается от своей концепции аутентичного перевода, смысл которой в том, чтобы «приблизить свою версию “Слова” не к слуху, пониманию и вкусу читателя начала XXI века, а к звучанию, смыслу, эстетике подлинника» (с. 80). Как это должно соотноситься с данным выше объяснением появления перевода на свет благодаря наступлению нового века, Бог весть. Но не это главное. Главное, что увлёкшись ли этой идеей, или по иной причине, но А. Е. Смирнов представляет нам зачастую довольно странный текст, который если и является переводом, то не совсем понятно, на какой язык. «Аутентичный перевод предполагает максимально возможное сохранение оригинала», — пишет автор. Что отливается во вполне ожидаемый результат, например, такого порядка:

Что мне шумит,
Что мне звенит
Далече, рано, перед зорями? (с. 32)

Дело вкуса, конечно, но, как кажется, это не поэтический изыск, а довольно скрипучий и неуклюжий русский язык. В современном языке глаголы шуметь и звенеть не управляют дательным падежом, и вполне стройная для древнерусского читателя фраза сбивает с толку читателя начала XXI века, на языке которого «так не говорят». Но и это не всё. Слово «рано» тоже не на месте, о нём можно вспомнить и в связи с теоретическим этюдом А. Е. Смирнова. Разбирая отрывок «Ярославна рано плачетъ // Въ Путивле на забрале, аркучи» переводчик пишет: «Здесь два древних слова: забрало — верх городской стены и аркучи — приговаривая» (с. 75). На самом деле их здесь три. Наречие рано в современном русском языке употребляется в значении «ближе, чем обычно к началу какого-то временного отрезка» или обозначает, что подходящий для действия момент наступит позже с. 946-947, оба эти значения очевидным образом плохо сочетаются с семантикой глагола плакать, для которого трудно предполагать нормированность действия (обычный, более или менее подходящий момент). Таким образом, слово рано в этом контексте также следовало бы признать устаревшим, поскольку оно используется в вышедшем из употребления значении ‘утром’. Примеров такого рода в книге достаточно.

Но можно даже не сетовать в данном случае на недостаток филологической подготовки автора: очень многие переводчики и более раннего времени, увлечённые ритмикой и образностью «Слова» натыкались на те же препятствия в передаче древнего текста. В этом смысле перевод А. Е. Смирнова ничуть не хуже многих других, жаль только, что и не намного лучше.

Общий вывод о рецензируемой книге можно сформулировать таким образом. Само по себе появление нового перевода «Слова» — радостное событие. Текст А. Е. Смирнова нельзя счесть революционным, но он должен быть вписан в историю переводов «Слова». Наибольшие нарекания вызывает справочный и комментаторский аппарат, не представляющий особой ценности, но во многом внутренне противоречивый и лишённый филологической культуры, которая бы свидетельствовала о бережном отношении к области, в которую вторгается автор, и в конечном счёте об уважении к самому тексту.

Цитирование

ГОСТ

Орехов, Б. В. [Текст] / Б. В. Орехов // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. — 2008. — №4. — С. 99—100. — Рец. на кн.: Смирнов А. Е. Слово о полку Игореве: Перевод с древнерусского, статьи, комментарии. — М.: Языки славянской культуры, 2007. — 104 с.

BibTex

@article{orekhov2008smirnov,
  title = {Рец. на кн.: Смирнов А. Е. Слово о полку Игореве: Перевод с древнерусского, статьи, комментарии},
  journal = {Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке},
  author = {Орехов, Борис},
  date = {2008},
  number = {4},
  pages = {99--100},
  url = {https://nevmenandr.github.io/portfolio/html/2008/smirnov/},
  langid = {russian}
}

Enjoy Reading This Article?

Here are some more articles you might like to read next:

  • Режиссёр Говорухин против кино
  • Животный мир «Слова о полку Игореве» в переводе Филиппа Супо
  • Воскресение жанра — сетевая эротическая литература
  • Что такое филология?
  • Корпус переводов как инструмент лингвостиховедческого исследования