Рецензия на книгу Дж. Каллера Теория литературы

Рецензия на книгу о теории литературы

 Орехов, Б. В. [Текст] / Б. В. Орехов // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. — 2009. — № 3 (7). — С. 103—104. — Рец. на кн.: Каллер Дж. Теория литературы: Краткое введение. — М.: Астрель; Аст, 2006. — 160 с.


103

Небольшая (160 стр., из которых 10 — это примечания и указатель) книжка Джонатана Каллера издана в карманном формате, что в сочетании с заглавием должно производить на отечественного читателя несколько странное впечатление. И советские, и постсоветские книги с подобным названием традиционно объёмнееТомашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика. М.-Л., 1931; Поспелов Г. Н. Теория литературы. М., 1978; Волков И. Ф. Теория литературы. М., 1995; Хализев В. Е. Теория литературы. М., 1999; Давыдова Т. Т., Пронин В. А. Теория литературы. М., Логос, 2003., а порой и вовсе многотомныТеория литературы. М., Наука. Т. 1-3, М., 1962, 1964, 1965; Бройтман С., Тамарченко Н., Тюпа В. Теория литературы. В 2 т. М., 2008.. Разумеется, это не свойство специфически отечественной науки, зарубежные издания, даже вводного характера, также не отличаются краткостьюнапример, Eagleton T. Literary theory: an introduction. University of Minnesota Press, 1996. 234 стр., Bertens J. W. Literary Theory: The Basics. Routledge, 2001, 256 стр., тем не менее, подозрения в принадлежности книги к лёгкому жанру призвана развеять набранная на обложке едва ли не бо́льшим шрифтом, чем заглавие, надпись «OXFORD» (в оригинальном английском издании она занимает довольно скромное место). Марка признанного научного издательства поневоле заставляет отнестись к труду серьёзно, а инокультурная принадлежность автора — с любопытством.

Предисловие открывает перед нами весьма амбициозную задачу. Автор не просто пишет краткий курс теории литературы, но решается говорить о некоторой современной «теории» вообще, отвлекаясь от конкретных имён и школ. Оставив за скобками интересные только специалистам теоретические споры, Каллер мог бы предложить читателю инструментарий для ненаивного знакомства с литературном текстом, и в этом смысле книга, совершенно независимо от объёма, приобрела бы исключительную ценность. Однако, забегая вперёд, приходится констатировать, что исполнение задачи удалось автору не вполне. Как сказал бы об этом Веселовский, «такова литература предмета: исканий больше, чем аксиом»Веселовский А. Н. Историческая поэтика. М., УРСС. 2004. С. 54.

Проблемы начинаются уже с первой главы, в которой автор описывает, что он понимает под «теорией». Вообще во вполне академическом духе, Каллер, насколько это возможно с такими абстрактными величинами, пытается объяснить оба называющих книжку слова (тут можно вспомнить хотя бы Аверинцева: «В заглавие книги входят три слова. Но слова, как мы знаем, многозначны, и даже объем значения терминов способен колебаться. Поэтому долг автора — дать читателю возможно более точный отчет, в каком именно смысле употреблено каждое слово»Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М.: Coda, 1997, С. 3.), и как раз благодаря этому яснее становится малопреодолимая пропасть между тем, что считается теорией «у нас» и «у них». Например, на стр. 10 искомое слово определяется как «нечто, изменяющее взгляды людей, заставляющее их по-новому осмыслять предметы своего изучения и свою деятельность по их исследованию». Если на минуту забыть, какой термин тут имеется в виду и попытаться подобрать к приведённому значению подходящее слово из русского словаря, то результатом такого эксперимента будет, может быть, «сомнение» или даже «психическое воздействие», но вот «теория» в числе первых кандидатов маловероятна. Д. Херман тоже отмечает, что каллеровская «теория» по функции больше напоминает «мифологию» в смысле Р. БартаHerman D. [Rev.:] Literary Theory: A Very Short Introduction // SubStance. 1999. N 28.2 P. 159—162. С. 159.. Кроме того, автор последовательно противопоставляет свою «теорию» и «здравый смысл» (в оригинале «common sense»), в котором видит некоторый комплекс некритично принимаемых стереотипов. Тут, видимо, тоже приходится говорить о своего рода «трудностях перевода», потому что в отечественной традиции здравый смысл — это скорее критерий разумности теории, её права на существование, за которым стоят уж во всяком случае не стереотипы. Словом, обращаясь к книге, нужно помнить, что «теория литературы» в исполнении Дж. Каллера — это совсем не привычная нам теория отечественного филфака, в той или иной степени наследующая советский угол зрения на предмет, а нечто кардинально иное, проистекающее из чуждой традиции и системы координат.

Однако есть в книге и то, что мы привыкли ассоциировать именно с теоретической стезёй исследовательской работы. О. Проскурин однаждыПроскурин О. Две модели литературной эволюции: Ю. Н. Тынянов и В. Э. Вацуро // Новое литературное обозрение. 2000. №42. С. 63—77. остроумно заметил, что «теоретиком» В. Э. Вацуро помешали стать «изумительная эрудиция, интимное знание истории русской культуры, острое видение конкретного и единичного, исключительная интеллектуальная честность», то есть теоретики по самой своей сути вынуждены часто отвлекаться от материала, строя свои замки на песке далёких от истинного состояния дел обобщений. Вот и Каллер несколько раз оступается, искажая или недопустимо для историка упрощая существующее положение вещей. Так, на стр. 46 говорится, что «Платон считал необходимым изгнание поэтов из идеального государства, так как они могут причинить лишь вред». Однако сам Платон в X книге «Государства» пишет, что изгнать следует вовсе не всех поэтов, а только тех, чьи тексты порочат богов, в неприглядном свете выставляют добродетели. Против религиозной и проходящей нравственный ценз поэзии философ ничего не имеет. Стр. 27 представляет две с половиной тысячи лет истории изучения словесности до 1850 года так, будто всё это время «от студентов не требовалось разбирать литературные тексты, раскрывая “о чём” они. Напротив, учащиеся заучивали их наизусть, изучали их грамматику, использованную аргументацию, определяли риторические приёмы». В таком виде утверждение автора тоже не вполне корректно. Как минимум, античные риторические школы (разве риторический анализ не «разбор» текста?) делали акцент и на содержании произведений, хотя бы потому что в них искали образцы поведения (см. речь Цицерона в защиту Архия).

Итак, Каллер пытается написать теорию литературы «без имён», то есть дать описание теории, отвлекаясь от школ и исследователей. Возможно ли такое описание теории литературы, в котором каждое положение будет осознаваться не как часть конкретной исследовательской парадигмы, а как часть теории «вообще»? Возможно. Но для этого потребуется смонтировать свою собственную теорию, предварительно разъяв существующие. На такой шаг Каллер всё же не решается. И имена «теоретиков литературы» то тут, то там предательски появляются на страницах книги: Якобсон, Барт, Иглтон, Шоултер… Да и чтобы показать сущность теории автор не обходится без приведения двух примеров — в чём-то сходных, в чём-то различных двух «теорий литературы», каждая из которых закреплена за именем создателя — Фуко и Деррида. Ну, и наконец, симптоматично завершающее книгу приложение, в котором представлены «теоретические школы и направления» — можно сказать, что эти последние страницы поучительно рифмуются с открывающей книгу, но так и оставшейся невоплощённой идеей «литературоведения без имён».

Отдельно необходимо сказать о языке, которым написано краткое введение в теорию литературу. Эта часть репрезентации научной мысли также будет непривычна отечественному читателю. Порой фривольность речи доходит до совсем неакадемических, но при этом и живых интонаций непринуждённого разговора с читателем: «ненавидят теорию и боятся её», «принцип с угрожающим названием», «неслыханно обогатилась». По эту сторону языкового барьера, пожалуй, только А. Ф. Лосев решается на такую же откровенность, когда пишет в «Истории античной эстетики»: «М. Э. Поснов буквально подавлен и раздавлен сотнями больших и малых фактов филологического и философского содержания, так что при чтении его работы прямо начинает болеть голова». По видимому, этиологию такого стиля следует видеть ещё и в том, что книга Каллера вырастает из лекционного курса.

Несмотря на внимание к русским именам как писателей (Достоевский), так и учёных (конечно, прежде всего, формалистов и структуралистов), отечественной традиции «Теория литературы» Дж. Каллера в значительной степени чужда. Имеющиеся в тексте этой рецензии ссылки на Аверинцева и Веселовского, скорее, призваны оттенить эту инаковость. Разумеется, в этом не приходится видеть ни специального достоинства, ни упущения, ибо отражённая в каллеровской книге западная «теория литературы» оказывается столь же бесполезной для историко-литературного анализа, сколь и русская, но об этом расхождении нужно помнить, беря книгу в руки, чтобы не испытать весьма вероятного при чтении когнитивного диссонанса.

Цитирование

ГОСТ

Орехов, Б. В. [Текст] / Б. В. Орехов // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. — 2009. — № 3 (7). — С. 103—104. — Рец. на кн.: Каллер Дж. Теория литературы: Краткое введение. — М.: Астрель; Аст, 2006. — 160 с.

BibTex

@article{orekhov2010system,
  title = {Рец. на кн.: Каллер Дж. Теория литературы: Краткое введение},
  journal = {Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке},
  author = {Орехов, Борис},
  date = {2009},
  number = {3},
  pages = {103--104},
  url = {https://nevmenandr.github.io/portfolio/html/2010/reviewkaller/},
  langid = {russian}
}

Enjoy Reading This Article?

Here are some more articles you might like to read next:

  • Режиссёр Говорухин против кино
  • Животный мир «Слова о полку Игореве» в переводе Филиппа Супо
  • Воскресение жанра — сетевая эротическая литература
  • Что такое филология?
  • Корпус переводов как инструмент лингвостиховедческого исследования